Category: религия

Category was added automatically. Read all entries about "религия".

лытдыбр

Сан Габриэль, Севилья. Окончание трилогии ангелов 4

10. San Gabriel: Aquí me tienes
con tres clavos de alegría.
Tu fulgor abre jazmines
sobre mi cara encendida.

Святой Гавриил: Вот я пред тобою
С тремя гвоздями радости.
Твоё сияние раскрывает жасмины
На моём зардевшемся лице.

Три гвоздя, по преданию, понадобилось римлянам, чтобы прибить руки и ноги Христа к кресту. Гавриил пришёл с радостной вестью, но тут же сообщает и о печальном конце будущего ребёнка.
Анунсиасьон отвечает ему комплиментом, причём это не игривый комплимент, это слова, обращённые к дорогому гостю. Жасмин в России ассоциируется с любовной негой, но в католической культуре - это один из цветков Девы Марии. Скорее всего, жасмины на щеках - это отстветы, блики, но описание отстветов через жасмин приравнивает фигуры Богоматери и безвестной бедной цыганки. Кроме того, цветком Девы он стал из-за того, что есть символ всепрощения - а Дева, как известно, жалеет любых грешников и молится за них.
Переводы: Collapse )
лытдыбр

Сан Габриэль, Севилья. Окончание трилогии ангелов 3

7. Anunciación de los Reyes,
bien lunada y mal vestida,
abre la puerta al lucero
que por la calle venía.

Анунсиасьон из Рейесов,
Хорошо освещённая луной / осыпанная родинками и плохо одетая,
Открывает дверь звезде / сиянию / зарнице,
Что пришла по улице.

Это очень непростой кусок для перевода.
Популярное и вполне обычное имя Анунсиасьон означает "Благовещение", Рейесы - реальная цыганская семья (к ней относится часть классического состава группы Джипси кингз и танцор фламенко и балета Хоакин Кортес). Но вся вместе строка звучит в точности как "Благовещение Королей", отсылая нас сразу к двумя эпизодам из жизни Девы Марии.
Слово lunada может означать осыпанную родинками, но, поскольку стоит возле определения "плохо одетая", скорее, относится к тому, что что не скрыто одеждой, то хорошо освещено луной. В таком случае, Анунсиасьон буквально в лохмотьях.
В то же время (это не очень характерно для Лорки, но возможно), быть может, lunada - слово, которое не надо воспринимать как парное с vestida, и мы снова возвращаемся к родинкам.
Сцена по сюжету прямо противоположна сцене Благовещения из Нового Завета, поскольку для Девы Марии ангел был нежданным гостем, Анунсиасьон же с радостью распахивает перед ним дверь. Ещё бы - ведь архангел пришёл предупредить не о сыне Божьем, а о сыне человеческом, с маленькой буквы.
Переводы: Collapse )
лытдыбр

Сан Габриэль, Севилья. Окончание трилогии ангелов 2

4. Cuando la cabeza inclina
sobre su pecho de jaspe,
la noche busca llanuras
porque quiere arrodillarse.

Когда голова склоняется
Ему на грудь из яшмы,
Ночь ищет равнины,
Поскольку хочет преклонить колена.

Голову склоняют на грудь в молитве - про это есть смешная картинка про моржей-христиан. Но также и в горе, и в задумчивости. Как бы то ни было, этот жест вызывает трепет, хотя бы у единственной свидетельницы - ночи.
Переводы: Collapse )
лытдыбр

Сан Габриэль, Севилья. Окончание трилогии ангелов 1

Завершающая часть трилогии об ангелах и городах внутри "Цыганского романсеро" - нечто вроде рассказа в рассказе, который, однако, проясняет многое из происходящего в других романсах. Святой Гавриил более всего ассоциациируется с Благовещением, и сюжет этого романса - пересказ Благовещения, цыганская версия. Это не альтернативная религия, это о горькой роли матери, в узком плане, и женщины, в широком, в культуре и истории Андалусии и цыган, и это громадное женское горе есть часть и основа еë культуры, поскольку порождает горькие песни, полнящие эти земли.
Этот романс смотрится по особенному, когда понимаешь, что он написан в преддверии страшной гражданской войны и страшных же репрессий во время неë, и поэт окажется вместе со многими другими в могиле без координат, примет и номера.

1. Un bello niño de junco,
anchos hombros, fino talle,
piel de nocturna manzana,
boca triste y ojos grandes,
nervio de plata caliente,
ronda la desierta calle.

Прекрасное дитя тростника,
Широкие плечи, узкая талия
Кожа как яблоко ночи,
Грустный рот и большие глаза,
Нервы из сверкающего серебра,
Идëт по пустынной улице.

Святой Гавриил описан таким, каким изображëн на старых иконах, кроме пары деталей: серебряных (как гитарные струны) нервов и кожи "как ночное яблоко" (скорее всего, луна, то есть кожа подобна лунному сиянию) .
Тростник упоминается во всех трëх романсах об архангелах, став одной из нитей, соединивших их.
Тростники - постоянный образ в любовных песнях андалузских цыган, так что, вероятно, дитя тростников - не только об осанке, а что-то вроде "дитя любви".
Переводы: Collapse )
лытдыбр

Мученичество святой Олайи. III. Ад и слава

Покоится снег волнистый.
Олайя висит под веткой.
Испачкан морозный воздух
угольным тела цветом.
Ночь тесна и сияет.
Олайя мертва под веткой.
Чернильницы городские
чернила льют незаметно.
Снега на поле закрыли
фигуры в железе чёрным.
Растянуты вдаль рядами,
беззвучны их, немы стоны.
Партию снег начинает.
Олайя бела под веткой.
С ней рядом сдвигает пики
никель отрядов светлых.
Свыше небес обожжённых
силы струится сиянье -
между потоков ущелий,
между листвы с соловьями.
Мимо - цветастые стёкла!
Олайя бела на белом.
Ангелов и серафимов
осанна ей загремела.
лытдыбр

Мученичество святой Олайи. II. Мучения

Вверх по лестницам водяным
Восходит Флора нагая.
Консул требует принести
поднос для грудей Олайи.
Струя из венок зелёных
из горла рвётся на волю.
И в зарослях признак пола
трепещет птицей от боли.
Отрублены, свыше правил
и скачут, и скачут руки,
ещё способны сложиться
в мольбе безголовой муки.
Где только что были груди,
из красных видны отверстий
два крохотных неба с белым
молочным потоком вместе.
Бессчётно крови ростками
покрыта спина, и лесом
встают её мокрые кроны
против пламени лезвий.
Серые от недосыпа
жёлтые центурионы
шагают к небу в доспехов
своих серебряных звонах.
Покуда мечи и гривы
спешат, без толку толкаясь,
консул выносит на блюде
дымные груди Олайи.
лытдыбр

Сан-Рафаэль, Кордова. Посмотрим на образы ближе 4

10. Pero el pez, que dora el agua
y los mármoles enluta,
les da lección y equilibrio
de solitaria columna.

Но рыбка, золотящая воду
И омрачающая мрамор,
Даёт им урок и равновесие
Одинокой колонны.

Enlutar - это и затемнять, и одевать в траур. Одна и та же рыбка делает светлой, блестящей воду и тёмной мрамор - точнее, тёмным он становится от времени и влаги, так что это, скорее, иллюзия. Она не реагирует на подначки, преподавая мальчишкам урок своим равновесием.
Переводы:Collapse )
лытдыбр

Сан-Рафаэль, Кордова. Посмотрим на образы ближе 3

7. Un solo pez en el agua
que a las dos Córdobas junta:
Blanda Córdoba de juncos.
Córdoba de arquitectura.

Есть в воде одинокая рыбка,
которая соединяет две Кордовы:
мягую Кордову в тростниках,
Кордову архитектуры.

Рыба - символ святого Рафаэля; что она в нашем материальном мире, как вписана в мозаику пейзажа, определить непросто. Блеск солнечных лучей? Ведь именно он делает возможным отражение в воде - без света вода прозрачна. А речь снова идёт об отражениях. Мягкая Кордова в тростниках - это отражение "Кордовы архитектуры".
Переводы:Collapse )
лытдыбр

Сан-Рафаэль, Кордова. Посмотрим на образы ближе 2

4. Pero Córdoba no tiembla
bajo el misterio confuso,
pues si la sombra levanta
la arquitectura del humo,
un pie de mármol afirma
su casto fulgor enjuto.

Но Кордова не дрожит
Под смущающей / неясно тайной / таинством,
Поскольку если тень возведёт
Архитектуру из дымки / пара,
Мраморная нога утвердит
Своё чистое сухое сиянье.

Всё стихотворение сушь Кордовы противопоставляется влаге Гвадалквивира. Я это передать не смогла, и у меня противопоставление тёрдого и жидкого.
Мраморная нога - такая же часть Кордовы, как и мраморный торс. То есть вся Кордова представлена мраморным изваянием. И это изваяние, видимо, статуя Святого Рафаэля на мосту его имени. Мрамор города, облизываемый волнами, воплощается в мраморе архангела на мосту.
Переводы: Collapse )
лытдыбр

Мученичество святой Олайи. I. Панорама Мериды

По улице мечется конь,
И хвост его реет длинный,
А рядом играют и спят
Солдаты старые Рима.
Минервино полугорье
Безлистые руки тянет.
В муках вода золотила
Заново острые камни.
Ночь опрокинутых торсов
И лиц разбитых и ясных
Ждёт только трещин рассвета,
Чтобы скорее распаться.
То слышалась, то смолкала
Ругань от римских шлемов.
В руках у них кубки бьются
От каждого стона девы.
На колесе на точильном
готовят ножи с крюками.
Кузниц бык, буен, бушует.
И Мерида, встав, цветами
венчается туберозы
и ежевики шипами.