Первая Мировая война воспринималась как война беспредельной жестокости, которую не с чем сравнить в прошлом. Да, в сражениях прошлого часто убивали тысячи воинов и после них — бестрепетно уничтожали пленных, но до Первой Мировой не было газа, который заставлял тебя выплёвывать несколько минут собственные лёгкие, пока ты не умрёшь. И после войн прошлого на улицах и в больницах оказывалось гораздо меньше калек: пушечным ядром отрывало голову насмерть, а пуля прошивала ткани напрямую. Осколки же от новых бомб могли снести половину лица, оставив человека в живых (особенно при наличии сестёр милосердия у поля боя).
Пластическая хирургия, да и хирургия вообще, даже близко в начале двадцатого века не обладала теми возможностями, которыми обладала уже в конце его. Доктора выходили на новый уровень, добиваясь для пациента возможности дышать, говорить, есть, пить — в общем, как-то шевелить остатками лица. Но выкроить новое лицо, с которым можно будет ходить на службу или просто показываться в людных местах без чувства неловкости и бурной реакции окружающих, они были не в силах.
И тогда за дело взялись два скульптора-экспериментатора, Фрэнсис Вуд в Лондоне и Анна Лэдд в Париже. Собственно говоря, Вуд был автором идеи, а Лэдд — его последовательницей, но в конечном итоге именно к ней съезжались ветераны чуть не со всей Европы, в то время, как Вуд помогал только британцам. Кроме того, Лэдд действовала не в одиночестве — её напарником был хирург Гарольд Гиллис, который, собственно, сначала спасал лицо и способность им владеть насколько возможно было при его уровне даровитости и доступных материалах и инструментах. Только после ряда операций, сделанных Гиллисом, за дело бралась Лэдд.
https://kulturologia.ru/blogs/111018/40845/
