Первый, кто встретил меня в Питере
nance_of_nantla, боевитого вида девушка в берцах. В ответ на такую любезность я молча всунула ей в руки два пакета с вещами и сумку с нетбуком. Потому что именно в этот момент плечи сказали мне «Сделай это!!! Сделай это немедленно!!!» От неожиданности у nance_of_nantla вытянулось лицо. Воспользовавшись выразительной паузой, я размяла в два движения плечи и сказала, что могу взять всё обратно. Обратно мне дали взять сумку с нетбуком, а пакеты Нэнс решительно запихнула себе в рюкзак, и мы пошли, насколько мне позволяли колени и правое бедро, к комнате, которую она мне гостеприимно предоставила на время моего пребывания в Питере. Комната оказалась чуть больше моей детской, т.е. просторная, с холодильником, электрическим чайником, тостером, микроволновкой, замечательным диваном и запасом круп. Другими словами, мне в ней замечательно жилось, поэтому благодарю Нэнс ещё раз.Нэнс куда-то спешила и тут же убежала, а потом прислала смс-ку с лаконичным сообщением, что внезапно легла в больницу и ключ теперь сдавать её мужу.
Комната находилась в коммунальной квартире, в другой комнате жила ещё женщина, Нэнс её предупредила обо мне, но так как до сегодняшнего вечера мы с ней ни разу не пересекались, возможно, соседка думала, что ей подселили призрака или даже у Нэнс что-то с головой. Когда я, наконец, её увидела, она гадала какой-то женщине на картах. Я притворилась слепоглухонемой.
Далее я несколько часов приходила в себя с поезда, а потом поехала в гости к
olga_1821, где и потеряла сознание.В общем-то, когда я вылезала из маршрутки, уже можно было догадаться, что что-то пошло не так; меня одолело сильнейшее вертиго, но я списала это на «укачало». Я дошла до того места, где, как мне казалось, должен был стоять нужный мне дом, но увидела только дворец. В смс Ольга тут же уточнила: «Он стоит напротив дацана, очень большой новый дом». Охренеть, подумала я, тут есть дацан. Чтобы сфокусироваться на его красных и золотых деталях — и, соответственно, определить его и моё географические положения — мне потребовалось некоторое усилие. Как оказалось, Ольга жила именно во «дворце». Я взяла рысь и отправилась вдоль задорно выплясывающей чугунной оградки искать калитку с домофоном. Калитка кокетливо ускользала, и я успела выйти на второй круг, как крайне заинтересовавшийся моими манёврами молодой охранник окликнул меня и спросил, не надо ли мне случайно войти, и если надо, то к кому. Я бросилась в его сторону со слезами радости на глазах, отчего он немного шарахнулся, но всё же не только впустил меня, но даже проводил к нужному подъезду, где я немедленно и заблудилась. Однако охранник, видимо, предупредил другого охранника по рации
Так я и добралась до Ольги. Она тут же стала кормить меня чаем и поить пловом с мидиями, и кухня качалась всё сильнее, и мы вели светский разговор о Южном Бутове, а потом мы оказались в спальне, и всё заверте… Нет, буквально – очень-очень завертелось. Кровать, зеркало, окно, испуганное олино лицо. Настолько испуганное, что я сочла своим долгом максимально убедительно сказать:
- Оля! Я не умираю!
Потом она сняла одеяло у меня с лица и дрожащим голосом сказала:
- Лиля, врач приехал.
- Какой врач? – зачем-то спросила я.
-
Из чего я заключила, что Оля мне не поверила. Не вызываю я, стало быть, доверия в людях.
За одеялом действительно лихо выплясывала прямо в форме бригада скорой. С ней выплясывала и комната. Я поспешно закрыла один глаз рукой, чтобы уменьшить амплитуду их движения. Как назло, врач с фельдшером (или сестрой) ещё и двигались, вертиго от этого становилось почти болезненно непереносимым.
Врач стал производить со мной манипуляции, в которых я опознала проверку на инсульт. Потом с меня сняли кардиограмму и проверили давление. Потом он сказал:
— Поднимите вверх руки. Обе.
Я подняла.
— Что ты себе позволяешь, — сказали мне плечевые суставы, плохо переносящие сырую питерскую погоду. Руки же были печальны и немы. Очень немы.
Врач выждал с минуту или две и велел сказать, когда одна из рук устанет.
— Доктор, — искренне сказала я. — Они уже устали. Сразу. Обе.
И опустила их. Врач не возражал. Он ударил меня молотком по правому колену. Оно, если вы помните, болело, так что меня всю пронзило током и парализовало от наплыва ощущений.
— Хм, - сказал доктор, прищурил глаз и ударил ещё разок. На мои выпученные в страшной муке глаза навернулись слёзы.
— Хм-хм, - сказал доктор и долбанул ещё. Тут паралич прошёл, наконец, нерв среагировал, нога дёрнулась и врач, очень довольный, проверил рефлекс и на другом колене.
— Может, это от голода, — рассматривая мне лицо, предположил он. — Может, вам её накормить?
— Так она сразу после обеда и упала! — сказала Ольга.
— А вы ссорились с кем-нибудь сегодня или вчера? — спросил врач.
За вчера, а также позавчера и много других последних дней я успела пересраться с кучей народа, но признаваться в столь масштабных подвигах сочла нескромным и назвала только вчера и только «с одним человеком».
— Угу, — с видом Шерлока Холмса, поймавшего подозреваемого на откровенных несостыковках и вранье, сказал врач. Потом он обследовал мне шею со спиной и пошёл говорить с Ольгой на кухню. Я немедленно почувствовала себя умирающей от чахотки старушкой, родственников которой морально готовят к практически свалившемуся на них наследству. Потом врач с Олей вернулись, и врач вынес вердикт:
— Нервы. И немного остеохондроз помог. Сорок капель корвалола, сладкий чай… и покормите её, что ли.
Видимо, всё-таки диета подействовала. По крайней мере на моё лицо.
— А вы, — строго сказал он мне, — пойдите потом к психиатру, он вам курс успокоительного назначит, и к неврологу с остеохондрозом.
— Почему с остеохондрозом к неврологу?
— Можете и к гинекологу, — не чинясь, пошёл мне навстречу врач. — Но эффект будет не тот.
— Ясно, — сказала я.
Мне дали на подпись какую-то бумагу, и я, тщательно прицелившись, начертала две краказябры: длинную (типа фамилия) и короткую (типа автограф). Медсестра посмотрела на эти две фигуры не без сомнения, но ничего не сказала.
После корвалола мы ужинали с Ольгой, её мужем
Вадимом, а также ещё Ольгой и её мужем Мишей – старым знакомым моего Вука. Потом меня, пьяную, вёз на такси мужик с голосом покойного Олега Янковского. Голос покойного вызывал у меня немалый ужас, и я несколько раз с решительностью пьяного героя Мягкова из всем известной новогодней комедии требовала высадить меня вот прям здесь, чтоб я дальше пешком. Водитель стойко не поддавался, более того, терпеливо уговаривал меня подождать, когда он подвезёт меня «прямо к подъезду, так вам удобнее будет, честное слово». Я начала тихо рыдать, водитель, шёпотом чертыхаясь, колесил дворами, отыскивая дом и подъезд. Наконец, отыскалось то и другое, и я сбежала из машины вся в слезах и очередном приступе вертиго.На другой день я проснулась от звонка.
— Лиля, с тобой всё в порядке? — взволнованно спросил меня незнакомый женский голос.
— Вроде да, — сказала я, уже привычно прижмуривая один глаз и вторым проверяя наличие конечностей.
— Это Айриен, — сказала
glornaith. — Я тебя что, разбудила?— Да.
—Ох, извини, — сказала она, попрощалась и отключилась. Я бухнулась спать обратно и тут же подскочила, поняв, что мобильник показывает полдень, а мне в два часа у метро встречаться с
— Только не нервничать, доктор сказал, покой и покой, — бормотала себе я, спешно приводя себя в порядок расчёской и отыскивая кофе, сахар, зубную щётку, полотенце и чистое бельё.
Как ни странно, вертиго вскоре успокоилось и исчезло, так что я встретила
Кстати, в Питере отменное метро, ОЧЕНЬ удобное для ориентирования. Во-первых, перечень станций в данном направлении висит не сверху, а на уровне человеческих лиц. Во-вторых, название станций написано много раз на длинных полосах на стенах, полосы того же цвета, что и ветка, и где находишься, как бы ни задумался, сразу понимаешь.
Посидев с Мэгги в кафе, я сделала пару покупок — именно зубной пасты и гигиенической бумаги — и отправилась на Горьковскую, устраивать с Тарасом Витальевичем Витковским фотосессию.
Кстати, у Горьковской в парке отличный, просто образцовый портативный туалет. Он просторный, чистый, сухой, не воняет, в умывальнике есть вода, а для дам предусмотрены две дополнительные услуги, а именно носовые платочки и прокладки (ведь регулы порой наступают неожиданно, но почему-то в Москве об этом никто не задумывается, увы!).
За этот туалет и метро я ещё раз полюбила Питер.
Тарас Витальевич тем временем отвёл меня в кафе, кушать чай и кофе у фонтанчика, где плавал огромный жёлтый утёнок.
— У меня дома, — важно сказал Тарас Витальевич, — в ванной плавает такой же, только маленький.
— А у меня дома, — призналась я, — в ванной обычно плавает паучок. Обычный, в смысле, а не игрушечный.
— Я люблю паучков, — благосклонно отозвался Тарас Витальевич.
За чаем появился легендарный Цах с половиной. В смысле, с женой. Мы ещё раз познакомились, и они пошли в кафе делать заказ.
— Как вы думаете, — спросила я, — не очень нагло будет попросить Владимира мне что-нибудь нарисовать в блокнот?
— Ну, если только жена не заревнует, — раздумчиво ответил Тарас Витальевич. Я решила не рисковать, а то мне как-то чуть половину волос не выдрали, хотя мне казалось, что я ничем не оправдывала такого ко мне отношения.
Цах с половиной не стали есть, потому что очередь была очень длинная, и ушли. А мы пошли фотографироваться, условившись преимущественно меня сажать в силу особенностей взаимодействия моих суставов с местной погодой. Кстати, погода, ради разнообразия, на пару часов стала солнечной и ясной.
Сначала я фотографировалась на фоне цепи. Да, цепи. Потом я обнимала шиповник. Потом мы отказались от идеи положить меня в живописную канаву под живописным мостиком. Потом я сидела на фоне гобеленных ирисов, чтобы благородно. Потом я встала на фоне крапивы. Там же, на фоне крапивы, обнаружился решётчатый забор, обмотанный колючей проволокой. Подумав, я стала на него карабкаться.
— Что ты себе позволяешь!!! – матом заорало право бедро.
— Зато я буду готично выглядеть, — сказала ему я и изящно раскорячилась на заборе. Под тяжестью моего веса он ощутимо прогнулся ещё более назад, чем был.
Потом я лежала на траве, потом пришла
Елена Владимировна и я встала на фоне предложенной ею стены.Потом мы втроём сидели на газоне, пили пиво и чай и разговаривали о детях, лесах, сектах, юбках и разных прочих интересных вещах.
Потом я поехала в комнату и легла страдать суставами и вертиго. Пострадала я недолго, потому что заснула от усталости и безнадёжности бытия.
На следующий день я с утра пораньше узнала, что Ольга тоже заболела. Чьорт побери, у меня такое чувство, что я приношу людям болезни. Вадим попросил меня купить по пути к ним амиксин, и ради такого дела я не стала засиживаться в кафе с поэтессой Натальей Челмакиной (той самой, что посвятила мне целых два стихотворения, которое «словно с полотен Дали» и которое «рисует босыми ногами кровавый цветок»), а поскорее поехала с амиксином к Ольге; там обнаружились мои серёжки-ключики, которые накануне я, оказывается, предусмотрительно сняла незадолго до совсем уж обморока. Там Вадим меня накормил пловом и фруктами и обеспечил мне, наконец, покой, прописанный доктором: я сидела на кухне, вкушала китайский чай из расписной китайской чашечки, а Вадим время от времени вёл со мной неспешные разговоры. Он, кстати, ходит в длинной восточной мужской рубашке, которая мне запомнилась сказанной по случаю неё цитатой «Широко шагает Советский Азербайджан» — соль в том, что широта шага Азербайджана в такой рубашке очень сомнительная.
Кстати, мне кажется, или только в Питере возможна реклама сантехники через отсылку к классике русской литературы? Я про «очарованный краник».
Ну вот, а пока что я сижу в гостях у «цыганского адвоката»
altsarev, потому что поезд глубокой ночью.