Где мы видим у Вас упоминание танца?
Конечно же, "Табор плясал". Цыгане готовятся к смерти. Также явная параллель и с молитвой - "Кто-то уже молился За упокой души". Как песня в этом стихотворении - прямое продолжение плача маленького мальчика (дальше песня и плач даже объединяются в одной строке, "Вечер, от песни хмелен, Плакал в силках ракит"), так и танец - продолжение той самой молитвы за упокой души.
Да, я читала ваш комментарий о том, что эта сцена, танца перед смертью, взята Вами "с натуры", из историй цыганских расстрелов. Но почему именно она? Почему во всех стихотворениях, посвященных геноциду цыган, у вас упоминаются именно танцы (в "Иоганну Трольману" - "Он танцевал на ринге, Рождён был для танца", Талош играет чардаш) или струны (скрипка Талоша, "Под рукою смуглой Напевают струны" в "Райдо"). Почему вы выбрали именно такую сцену смерти среди сотен других (я помню, вы писали о том, как овчарки по кусочкам приносили матери-цыганке ее спрятавшегося трехлетнего ребенка - это же очен сильный эпизод, он вызвал бы в душах читателей столь же сильный по эмоциям отзыв). Очевидно, вас привлек именно танец как молитвенное действо, танец как ожидание смерти. Я так думаю.
Опять очень показательно то, что ЛГ "Уродилась" вы заставили умереть именно в танце, хотя оба ее прототипа погибли по-другому, одна сильно в возрасте, другая - на брачной простыне от страха (я правильно помню?).
В "Стреляйте, пока я танцую" ситуация уже примеряется автором на себя. Умереть в танце! Возможно, это то же самое, что умереть в молитвенном экстазе.
В "Юбке красной" танец сначала не кажется связанным ни со смертью, ни с молитвой. Про смерть, проступающую в этом стихотворении, я напишу позже, а пока - внимание на строчки: "И на площадь пойду плясать". Они отсылают нас, вместе с юбкой, к другому, более раннему стихотворению "НеКармен" ("Юбка моя красна", "Веришь, на площадях я танцую карму", "Площади, видел ли ты светлее храмы?"), где танец на площади (в красной юбке) уподобляется служению в храме, магическому языческому действу (танцевать карму!).
В "Имя мое" демоница танцует, прежде, чем умертвить своего собеседника. Очевидно, ее танец исполнен магии, призванной заворожить, обездвижить жертву ("Если ты хочешь дурмана, есть у меня дурман, Видишь, я как змея, здесь для тебя танцую"). Кстати, когда жрицы танцуют, они воплощают божество, которому служат; значит, и божества танцуют? Значит, танец Лилит опять имеет храмовый привкус.
"Танцовщица", на первый взгляд, как и "Юбка красная", кажется не связанной с темой молитвы-и-забвения (смерти). Нет никаких явных признаков, кроме легких аллюзий на опят ь ту же "НеКармен" (что показательно, на одном из Ваших сайтов стихотворение называется параллельно - "НеЭсмеральда"), руки - бронзовые (неживые) птицы. И - отрешенность ("Словно одна на острове Среди рыхлого моря болезненных, бледных лиц"). Полное впечатление того, что речь идет о жрице или даже более того, о существе мертвом (я вернусь еще к "Танцовщице" и "НеКармен", когда расскажу про босые ноги).
Завораживающе-тревожно стихотворение "Позвени", в котором танцует осень. Вроде бы ничего особенного. Осень-цыганка и осень-танцовщица - образы более чем широко распространенные. Однако у других этот образ связан прежде всего с яркостью облетающей листвы. У Вас осень обнажает безжалостно черные кости деревьям (вроде тоже о падении листвы, но как пахнуло смертью!). Листва разукрашена "в кровь алым плеском" (еще один более чем тревожащий образ, даже не из-за самого слова "кровь", а из-за возникающих образов - кровь плещет, а не течет, не изо всякой раны). Именно поэтому, говоря честно, последние четыре строки мне кажутся в этом стихотворении фальшивящими с их внезапными "дождинками".
В "Золотых струнах" ЛГ, пленница-птица, мечтает станцевать и умереть. Возможно, она видит эти два действия равнозначными. Возможно, Ваше подсознание их таковыми видит.
Джанго ("Джанго-джаз") танцует лихую венгерку перед носом гестапо - явное обозначение заигрывания со смертью.
"Лукавая", цыганка-танцовщица, заканчивает тем, что из-за нее умирает влюбленный в нее ЛГ.
Танцующая байлаора со страстью ассоциируется только в первых строках. Дальше вдруг осознаешь, что страсть ее - другого рода, не имеющая отношение к похоти. Она "бескостна" (как цыганские вампиры), улыбка у нее "недобрая, кровавая, голодная", как у "божков". Отчего ЛГ страшится прихода рассвета? Оттого, что прекрасный танец закончится - или оттого, что смерть в Вашем мире приходит на рассвете?
Я не знаю, связаны ли Ваши ассоциации вокруг танцев с Вашим же увлечением антропологией, или с какими-то личными ощущениями, испытываемыми во время танца (в Вашей "Луне, луне" Лилиана сообщает во время танца, что ее "нет" - продолжение поэтических образов или описание личного опыта, вот в чем вопрос). В любом случае, ассоциации эти более, чем очевидно, и вплетены в единую систему образов, из которой выпадают очень малое количество Ваших стихотворений.
Судя по скорости ответа, есть у меня нехорошее чувство, что человек не сомневался в моей слабости aka любопытстве и сел строчить сразу.
Надо было быть твёрдой и удивить. Да.
По крайней мере, без некрофилии обошлось.
Запись сделана с помощью m.livejournal.com.