положила меня мать под "месечину",
в лунный свет уложила голодный,
в луч холодный.
Говорила ей бабка, учила:
не клади ты дитя под "месечину",
прячь ты люльку в угол самый тёмный,
самый сонный.
Только зря бабка мать мою пугала:
хоть и вышла она замуж за цыгана,
над обычаями нашими - смеялась,
издевалась.
Четверых родила от цыгана,
а потом их била и ругала:
больно много кричат, говорила.
Не любила.
И однажды по весне, в жасмина цвете,
положила меня спать в лунном свете,
а сама взяла и в лес убежала
рысью шалой.
А луна-то кровь цыганскую любит:
целовала луна мои губы,
целовала, пока не побледнели,
да пожалела.
Налетела утром бабка чёрной птицей,
подхватила меня, как волчица,
унесла далеко, под иконы,
бить поклоны,
да отцу кричала, темнолица:
"Говорила, не женись на волчице!"
А я тихо глядела-глядела,
как луна полетела.