В течение истории цыганская одежда могла сразу и радикально отличаться от одежды соседствующих (и государствующих) народов или состоять из тех же самых предметов и иметь, на торопливый взгляд, вид самый обычный и ничем не приметный. Она в любом случае отвечала цыганским представлениями о том, как должны одеваться цыгане. В разное время, у разных субэтнических и социальных групп это разные представления, но они всегда есть. Всегда это будет что-то, что позволит намётанному глазу быстро выделить незнакомого, но «своего», из толпы. Иногда это не более, чем деталь, иногда — фасон, иногда — специфическое сочетание вполне обычных деталей, цветов или фасонов или необычная манера носить тот или иной предмет одежды. Иногда это представление держится год или два, словно обычное модное поветрие, иногда — годами. Притом представление другой, даже незнакомой или враждебной, цыганской группы, как бы сильно оно ни отличалось, всё равно будет восприниматься не как «гаджикано», т. е. чужой, стиль, а как цыганский. Соседствующие цыганские группы обычно имеют представление о манере друг друга одеваться. Оказавшись по какой-то причине в другом городе и другой стране и обнаружив там цыган, цыганский мужчина так же внимательно, как и цыганская женщина, и притом совершенно автоматически, про себя, проанализирует и запомнит манеру местных цыган одеваться и потом будет более или менее успешно замечать их в толпе коренных жителей. Интересно, что во многих известных мне случаях, когда одна цыганка не узнавала другую цыганку (или цыгана), проблема была не в нестандартном типе лица или чём-то вроде, а в «нецыганской» манере одеваться, то есть несоответствии известным «неузнающему»цыганским модам.
Интересно также, что даже совершенно обруселые цыгане, а также их дети от смешанных браков, выросшие, казалось бы, в нецыганской культуре именно эту фишку словно нутром чуют и кто осознанно, а кто бессознательно стараются одеваться так, чтобы отличаться от русских и других наций, зачастую заимствуя детали или фасоны из цыганских образов русской визуальной культуры (кино, эстрада, картины).
Исторические примеры цыганских мод внимательным читателям известны: тут и огромная шаль, часто определённых расцветок, накинутая поверх самого обычного платья, и сбитый на затылок чепец немецких цыганок, по фасону своему совершенно немецкий и немками же пошитый, и красный плащик с капюшоном у цыганок английских, и у них же — пристрастие к жёлтым головным уборам, будь то косынка, чепец или капор, и неимоверная ширина рубах у цыган-барышников дореволюционной России, и золотые «мокасины» и сапожки позапрошлым не то позапозапрошлым летом у молодых московских цыганок, и т. д. и т. п.
Ну и кто не читал мои заметки для ансамбля "Алмаз". То, насколько посторонний глаз отмечал отличие цыганского костюма от нецыганского, исторически зависело от кочевого или оседлого образа жизни. Для кочевого цыгана яркая одежда служила чем-то вроде рекламной вывески, позволяющей потенциальному клиенту зацепиться за неё взглядом в толпе, заметить издалека. Отсюда и красные накидки с жёлтыми шляпками у английских цыган, издалека кричащие "прищепки! ложки! верёвки!", и специфические наряды котлярок, позволяющие страждущим влюблённым быстро найти гадалку, и так далее. Оседлым цыганам такая реклама не была нужна, поскольку где их найти, и так знал всякий. Таким образом, одежда нередко служила опознавательным знаком не только внутри этноса, но и при общении с другими народами.
Английская цыганка на картине Хейвуда Харди.
Серебряные пуговицы на жилете лудильщика-кэлдэрара имели сразу три функции. Они демонстрировали богатство и успешность хозяина, их оставляли при необходимости в залог клиентам и их блеск издалека сигнализировал - "лужу! паяю!"
Кочевые русские цыганки тоже охотно пользовались яркой одеждой как средством привлечения страждущих погадать и снять порчу.
Польские цыгане кочевали до 50-ых годов XX века. Их женщин издалека можно было увидеть по яркой шали на плечах (заметьте, использовать с этой целью именно шали и накидки - общецыганский тренд).
Кроме кочевых цыган, ярко одевались и артисты, по понятной причине.
